Света погасла внезапно, словно кто-то резко выдернул вилку из розетки. Тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием остывающей лампочки, оглушила Марию. В этой тишине она услышала собственный сдавленный вздох, полный безысходности. В руках она все еще сжимала извещение, тонкий листок бумаги, обжигающий холодом. Шахту закрыли. Ее мужа, Ивана, больше нет. Остались только она, маленький сын Алешка, да эта давящая, угольная тишина. 1993 год ударил под дых, словно разъяренный бык, оставив после себя пустоту и страх перед будущим. Алешке всего пять, он еще не понимает, что папа не вернется с работы, не подбросит его к потолку, не расскажет сказку про гномов, живущих в шахте. Мария гладит сына по голове, ее пальцы запутываются в мягких, льняных волосах. В глазах стоит туман, но слез нет. Плакать нельзя. Надо жить. Ради Алешки.На следующий день Мария отправилась на биржу труда. Очередь змеилась по коридору, состоящая из таких же потерянных, испуганных женщин. "Швея? Нет, у нас перебор... Уборщица? Возможно... Подождите..." Дни превратились в тягучую, однообразную массу. Работа в больнице была тяжелой, зарплата мизерной, но Мария держалась. Каждое утро, оставляя Алешку у соседки, она шла на работу, преодолевая усталость и отчаяние. Вечером, возвращаясь домой, она старалась улыбаться, играть с сыном, читать ему сказки. Но ночи... Ночи были самыми трудными. В тишине пустой квартиры воскресали воспоминания о муже, о счастливой жизни, которой больше нет. Мария засыпала только под утро, измученная бессонницей и тревогой. Наступили холода. Уголь стал дорожать, продукты тоже. Мария заметила, что Алешка стал кашлять. Лекарства были дорогими, а денег не хватало. Она начала продавать вещи, сначала ненужные, потом те, что были дороги как память. Зима казалась бесконечной, полной лишений и страха. Но Мария не сдавалась. Она знала, что должна выжить. Ради Алешки. Ради будущего, которое, она верила, обязательно наступит.
